Что читать о Пушкине.

В юности всех любителей литературы условно делят на «пушкинофилов» и «лермонтовофилов». Мода на «любовь к Лермонтову» в подростковом возрасте сохраняется и сейчас. Недавно от пятидесятилетнего человека, далекого от литературы, услышала: «Лермонтов мне ближе».


Расхожую фразу «К Пушкину приходят в зрелом возрасте» испытала на себе полностью. Думаю даже, что многие проблемы можно было бы избежать, будь этот путь чуть короче.

«Сумрачных», «лунных» людей я бы предложила «лечить» с помощью книги известного литературоведа Валентина Непомнящего «Поэзия и судьба» (более полный аналог называется «Пушкин. Русская картина мира»). Может быть, эта книга поможет по-другому взглянуть на хрестоматийные пушкинские стихи о любви и дружбе, постигнуть тайны сказок о золотом петушке и золотой рыбке, стать свидетелем онегинского (а также печоринского) отчуждения.

Несколько интересных мыслей:

“Солнечность” — свет, тепло, жизнетворность, центральность — вот единственное общепризнанное у нас определение “специфики” явления, носящего имя Пушкин. Его центральная в культуре роль вне сомнения — но никто не задавался вопросом: почему, собственно, — а точнее, зачем — в русской культуре есть такой центр? Данте, Шекспир, Сервантес, Гёте и другие — величайшие гении, родоначальники и основоположники, образцы художественной глубины и пределы совершенства, — но все это действительно в полной мере лишь для более или менее узкого (либо широкого) общественного, “культурного” круга: ни одна из этих сверкающих вершин не занимает в самой жизни нации места, подобного месту Пушкина в нашей; среди гениев великих мировых культур Нового времени он — единственный, кто является не только символом, но и актуальным фактором единства своей культуры и ее самосоответствия, вызывающим самые живые, трепетные и пристрастные чувства, ее сердечным средоточием, точкой отсчета, предметом притяжения и отталкивания, поводом для единения и неистовой порою борьбы, народным героем, персонажем легенд и анекдотов, национальным мифом и в известной мере национальным идеалом, ценностью характера чуть ли не религиозного, — оставаясь при этом живою личностью во всей полноте неповторимости и интимной, если не фамильярной, доступности

(http://infoart.udm.ru/magazine/novyi_mi/n5/nepomn.htm)





В результате гимн Чуме с магической силой захватывает нас — не только эстетически, но и до душевных глубин. Мы открываем и опознаем в себе с о у ч а с т н и к о в кощун- ственного пира, в душе подымается ответное темное вдохновение, какие-то “пузыри земли”, ложь излучает сияние ослепительной и высокой правды, нас сладостно влечет и притягивает то, что Вальсингам назовет “сознаньем беззаконья”,— прелесть горделивой исповеди без покаяния, признание в падении, но в падении вверх, в надзаконную высоту, где позволено, красиво и хорошо все. Из таких темных вдохновений и складывается чудовище т о л п ы, то духовное поле, в котором “отец лжи” может орудовать как у себя дома, придавая подмене ценностей и насмешке над верой (“Он мастерски об аде говорит. Ступай, старик!.. пошел! пошел!” — хохочут пирующие в ответ на слова Священника) облик духовной высоты, характер подвига, ореол святости: святости черной, но оттого еще более влекущей...

(http://magazines.russ.ru/novyi_mi/1993/6/nepomn.html)

Солнечность – это и есть знание Правды, данное человеку изначально, а трагизм… Не является ли трагический процесс, запечатлеваемый Пушкиным, «историей болезни» человечества, отвернувшегося от «сложности» высших, то есть простых, истин? Если так, то Пушкин – современнейший писатель, и слушать его надо так, как слушаем мы врача, объясняющего природу нашей болезни.

Герои «Сказки о мертвой царевне» вовсе не так одиноки, как могло казаться. Чудо – на их стороне: их одиночество – мнимое, ибо силы неба и моря снизошли в их душе, приняв облик любви и верности. В «Золотом петушке» нет ни неба, ни моря ни в сюжете, ни в душе героя, которая пуста, которой нет. Оттого и «чудеса» - против него; оттого он пассивная марионетка «судьбы», которая кажется такой загадочной, а на самом деле ясна как день… Это притча об исполнении желаний и о том, что ничто из делаемого человеком не падает в пустоту.

(В. Непомнящий. Поэзия и судьба. Над страницами духовной биографии Пушкина. – М. : Советский писатель, 1987. стр. 33, 250, 252)