Приближается дата, которую любители поэзии ждут с особым трепетом. Представители нашей гимназии, как правило, посещают в этот день кладбище, где похоронен поэт, участвуют в конкурсе выразительного чтения стихов.16 мая родился король поэтов Игорь Северянин.
В библиотеке и в музейном уголке (307 кабинет) выставлены сборники стихов, мемуары, словари, посвящения, объединенные одной темой: "Игорь Северянин". Особый интерес представляют книги, написанные теми, кто либо знал поэта, либо посвятил ему свое творчество. Прочтите книжку актрисы Русского театра Софии Давыдовны Блюхер "Мой Северянин", согретую теплом творческого сердца, просмотрите сборники "Венок поэту"и "Певцу весны и радостных тревог", где Северянину посвятили свои стихи и прозу известные люди, познакомьтесь с новым изданием "Словарь литературного окружения Игоря Северянина (1905-1941)".
Несколько лет назад ученики нашей гимназии приняли участие в интересном эксперименте: можно ли просчитать цветную гамму поэзии этого интересного лирика? Если вас интересуют результаты, или вы просто любите рисовать и фантазировать, обратитесь к следующему материалу.
Некоторые аспекты фонсимволизма поэзии Игоря Северянина
В 70-ые годы прошлого века в университете, где я училась, преподавательский состав отличался творческим, порой оригинальным подходом к литературоведческим, языковедческим и педагогическим проблемам. Но, пожалуй, самым оригинальным был молодой профессор А.П.Журавлев, занимавшийся вопросами фонсимволизма. Вот о нем и о его дисциплине я и вспомнила, когда решила выбрать себе тему для выступления на литературном празднике, посвященном юбилею Игоря Северянина.
Такая связь мне показалась естественной, потому что поэтический текст больше прозаического зависит от мелодики звучания, интуитивного восприятия, пограничной и размытой семантики. Конечно, моя работа отнюдь не претендует на какое-то открытие и не является окончательным вариантом исследования. Для этого потребовалось бы несколько лет и труд не одного десятка людей. Я лишь попыталась проверить теорию Журавлева применительно к стихам Северянина и познакомить вас с некоторыми наблюдениями.
О том, что не только слова, но и звуки речи несут в себе какой-то смысл, слышали, я думаю, многие. Вспомнить хотя бы знаменитую Глокую Куздру. И хотя речь в ней идет о значении морфем, но и звучащая остро и непримиримо, эта Куздра имеет весьма четкий облик СУЩЕСТВА С РОГАМИ. А.П.Журавлев в книге «Звук и смысл», предназначенной для школьников, рассказывает, почему нежно звучит «мимоза» или «лилия» и неблагозвучно «хрыч», почему придуманное слово «урщух» страшнее «лименя», почему «воробей» звучит как «быстрый, подвижный», а «крыса» как «отталкивающий, тусклый, страшный». И, самое главное, все это стало благодаря компьютерной программе доказанным и объективно подтвержденным фактом.
Но не имея выхода на эту программу, я, конечно, не могла подсчитать все возможные поэтические варианты с точки зрения звучащих единиц в виде ударных и безударных, начальных и конечных, глухих и звонких, редуцированных и нередуцированных. Хотя и здесь кое-что мне хотелось попробовать. Например, тайной всегда оставались знаменитые ПОЭЗЫ Северянина. Почему именно ПОЭЗЫ? Потому что изысканность, модернизм, элитарность, культовость поэзии потребовали именно такого слова? Очевидно. Но что в нем?
Что в имени тебе моем?..
(участники конференции дали такую оценку этому слову: медленный, пассивный, круглый, холодный, красивый, легкий, добрый, гладкий, исходя из предложенных пар антонимов)
Так вот, используя сложные подсчеты, выясняю, что ударный звук Э в 67(!) раз более значим в слове, чем звук О. На втором месте звук З. Учитывая весовые коэффициенты, получаю значение слова по шкале «светлый-темный»... светлый, конечно! Помня о значимости З, могу предположить, что этот звук окрашивает и все слово, наделяя его характеристиками: большой, грубый, мужественный, светлый, активный, сильный, холодный, быстрый, шероховатый, веселый, величественный, яркий, угловатый, радостный, громкий, длинный, храбрый, злой. Но Э – хороший, большой, грубый, мужественный, светлый, пассивный, сильный, холодный, медленный, красивый, гладкий, легкий, безопасный, величественный, яркий, округлый, радостный, громкий, добрый... Вот и получается, что вы дали в основном оценку тому самому Э, котрый важнее З в 12 раз!
Но, конечно, все это лишь приблизительно, часто на уровне интуиции, а хотелось более точной информации, хотелось научности. И тогла я вспомнила о цвете...
Исследовать Олег Кустов сказал: «Мысль поэта несёт тысячи новых мыслей вокруг и внутри себя. Мыслей, таких же по-детски чистых и отшельнически святых. Это повесть без окончания. Это поэзия, что рождается в тишине кабинетов и в буре всенародных строек. Её душа с нами всегда и везде, вне времени и пространства, вне нации и языка. Однажды оформившись, мысль может быть передана знаком – явлением любым, в котором культура различает общепринятый смысл: словом, жестом, звуком, ребусом или цветом.»
Многие помнят сонет Артюра Рембо «Гласные» (А – черный, белый – Е, И – красный, У – зеленый...). Долгие годы творческая группа Журавлева проверяла и перепроверяла результаты исследований в этой области. Цвета русских гласных получились не такими, как у Рембо, но в основном воспринимаются одинаково:
А – густо-красный, Я – ярко-красный, О – светло-желтый или белый, Е – зеленый, Ё – желто-зеленый, Э – зеленоватый, И – синий, У – темно-синий, лиловый, Ю – сиреневый, голубоватый, Ы – мрачный коричневый или черный (А.П.Журавлев «Звук и смысл».- М., 1991 стр.102) В книге профессор очень интересно рассказывает об исследовании поэтического цвета у Есенина, Тарковского, Вознесенского, приводит формулы и доказательства. Итак, вооружившись математическими вычислениями, я приступила к таинству, к святому святых... Ах! - воскликнут эстеты и гурманы. – Не кощунство ли это? Конечно, если бы математика диктовала оценки стихам, определяла, хорошо они написаны или плохо, - это было бы кощунством. Эти подсчеты – лишь доказательство того, что фонетическая содержательность текста существует и поэт следует ее законам часто бессознательно.
Сначала я слабо представляла себе, как будет строиться моя работа. Хотелось и научных, и интуитивных подтверждений еще не сделанных открытий. И поэтому я попросила учащихся нашей гимназии, ее выпускников и просто незнакомых людей изобразить в цвете те или иные тексты. Конечно, это была чистой воды авантюра, потому что я не представляла, что получится в результате. Но тайна подогревала исследования...
Мне казалось, что ранние стихи Северянина более раскрашены и их будет интереснее анализировать и изображать. Поэтому я начала с «Синематографа». Сначала я беспомощно хваталась за слова, повторы, частотные звуки. Выяснила, что все словообразы энергичны и стремительны: электричество, упоенье, устремленье, бежали, прыгал, дымился, птичка, лился лавой, молниеносно... Но художники настойчиво предлагали мне «замедленные» рисунки. Стала анализировать повторы и выяснила, что мы спотыкаемся о слова, не можем читать это быстро и легко. Слово «хохот» например по шкале «быстрый-медленный» определялся как «медленный» с оценкой почти в 4 балла (от 1 до 5).
Такая связь мне показалась естественной, потому что поэтический текст больше прозаического зависит от мелодики звучания, интуитивного восприятия, пограничной и размытой семантики. Конечно, моя работа отнюдь не претендует на какое-то открытие и не является окончательным вариантом исследования. Для этого потребовалось бы несколько лет и труд не одного десятка людей. Я лишь попыталась проверить теорию Журавлева применительно к стихам Северянина и познакомить вас с некоторыми наблюдениями.
О том, что не только слова, но и звуки речи несут в себе какой-то смысл, слышали, я думаю, многие. Вспомнить хотя бы знаменитую Глокую Куздру. И хотя речь в ней идет о значении морфем, но и звучащая остро и непримиримо, эта Куздра имеет весьма четкий облик СУЩЕСТВА С РОГАМИ. А.П.Журавлев в книге «Звук и смысл», предназначенной для школьников, рассказывает, почему нежно звучит «мимоза» или «лилия» и неблагозвучно «хрыч», почему придуманное слово «урщух» страшнее «лименя», почему «воробей» звучит как «быстрый, подвижный», а «крыса» как «отталкивающий, тусклый, страшный». И, самое главное, все это стало благодаря компьютерной программе доказанным и объективно подтвержденным фактом.
Но не имея выхода на эту программу, я, конечно, не могла подсчитать все возможные поэтические варианты с точки зрения звучащих единиц в виде ударных и безударных, начальных и конечных, глухих и звонких, редуцированных и нередуцированных. Хотя и здесь кое-что мне хотелось попробовать. Например, тайной всегда оставались знаменитые ПОЭЗЫ Северянина. Почему именно ПОЭЗЫ? Потому что изысканность, модернизм, элитарность, культовость поэзии потребовали именно такого слова? Очевидно. Но что в нем?
Что в имени тебе моем?..
(участники конференции дали такую оценку этому слову: медленный, пассивный, круглый, холодный, красивый, легкий, добрый, гладкий, исходя из предложенных пар антонимов)
Так вот, используя сложные подсчеты, выясняю, что ударный звук Э в 67(!) раз более значим в слове, чем звук О. На втором месте звук З. Учитывая весовые коэффициенты, получаю значение слова по шкале «светлый-темный»... светлый, конечно! Помня о значимости З, могу предположить, что этот звук окрашивает и все слово, наделяя его характеристиками: большой, грубый, мужественный, светлый, активный, сильный, холодный, быстрый, шероховатый, веселый, величественный, яркий, угловатый, радостный, громкий, длинный, храбрый, злой. Но Э – хороший, большой, грубый, мужественный, светлый, пассивный, сильный, холодный, медленный, красивый, гладкий, легкий, безопасный, величественный, яркий, округлый, радостный, громкий, добрый... Вот и получается, что вы дали в основном оценку тому самому Э, котрый важнее З в 12 раз!
Но, конечно, все это лишь приблизительно, часто на уровне интуиции, а хотелось более точной информации, хотелось научности. И тогла я вспомнила о цвете...
Исследовать Олег Кустов сказал: «Мысль поэта несёт тысячи новых мыслей вокруг и внутри себя. Мыслей, таких же по-детски чистых и отшельнически святых. Это повесть без окончания. Это поэзия, что рождается в тишине кабинетов и в буре всенародных строек. Её душа с нами всегда и везде, вне времени и пространства, вне нации и языка. Однажды оформившись, мысль может быть передана знаком – явлением любым, в котором культура различает общепринятый смысл: словом, жестом, звуком, ребусом или цветом.»
Многие помнят сонет Артюра Рембо «Гласные» (А – черный, белый – Е, И – красный, У – зеленый...). Долгие годы творческая группа Журавлева проверяла и перепроверяла результаты исследований в этой области. Цвета русских гласных получились не такими, как у Рембо, но в основном воспринимаются одинаково:
А – густо-красный, Я – ярко-красный, О – светло-желтый или белый, Е – зеленый, Ё – желто-зеленый, Э – зеленоватый, И – синий, У – темно-синий, лиловый, Ю – сиреневый, голубоватый, Ы – мрачный коричневый или черный (А.П.Журавлев «Звук и смысл».- М., 1991 стр.102) В книге профессор очень интересно рассказывает об исследовании поэтического цвета у Есенина, Тарковского, Вознесенского, приводит формулы и доказательства. Итак, вооружившись математическими вычислениями, я приступила к таинству, к святому святых... Ах! - воскликнут эстеты и гурманы. – Не кощунство ли это? Конечно, если бы математика диктовала оценки стихам, определяла, хорошо они написаны или плохо, - это было бы кощунством. Эти подсчеты – лишь доказательство того, что фонетическая содержательность текста существует и поэт следует ее законам часто бессознательно.
Сначала я слабо представляла себе, как будет строиться моя работа. Хотелось и научных, и интуитивных подтверждений еще не сделанных открытий. И поэтому я попросила учащихся нашей гимназии, ее выпускников и просто незнакомых людей изобразить в цвете те или иные тексты. Конечно, это была чистой воды авантюра, потому что я не представляла, что получится в результате. Но тайна подогревала исследования...
Мне казалось, что ранние стихи Северянина более раскрашены и их будет интереснее анализировать и изображать. Поэтому я начала с «Синематографа». Сначала я беспомощно хваталась за слова, повторы, частотные звуки. Выяснила, что все словообразы энергичны и стремительны: электричество, упоенье, устремленье, бежали, прыгал, дымился, птичка, лился лавой, молниеносно... Но художники настойчиво предлагали мне «замедленные» рисунки. Стала анализировать повторы и выяснила, что мы спотыкаемся о слова, не можем читать это быстро и легко. Слово «хохот» например по шкале «быстрый-медленный» определялся как «медленный» с оценкой почти в 4 балла (от 1 до 5).
Художник первого рисунка предложил «кадры», поделив поле на равные отрезки, и только последний «кадр» потерял свои границы – это напомнило мне оборванную пленку (в 60-70 годы такое частенько случалось в маленьких кинотеатрах, и тогда пленка выглядела приблизительно так, правда в черно-белом варианте).
Автор второго рисунка изобразил скорее океан с вкраплениями суши, с вулканической лавой, песком, лесным массивом. И все это если не из космоса, то с самолета точно! И первый, и второй вариант очень интересно ложится на текст стихотворения, определяется его содержанием и звучанием. Но вот цвет! Очень разный. Кто же объективно ближе? Подсчитываю все звуки, долю каждого из них в тексте, сравниваю с нормой. Не буду утомлять вас подсчетами - интересующихся адресую к книге. Итак, доминируют Ы, Э и О. А ЭТО ЗЕЛЕНО-ЖЕЛТО-КОРИЧНЕВАЯ гамма. Читаю еще раз стихотворение. Да, понятно, что желтый – это электричество, песок, поющее солнце, пчелки, зеленый – сосны, трава (на дороге без дорог), девственность дам. Но почему коричневый или черный? Дорога, шины (крупный план), пыль, дым, гравий, ограда монастыря? Наверно, да. Но почему этот цвет доминирует? И тут я понимаю, почему. Это всего лишь пленка – черная, если кино черно-белое, или коричневая, если кино цветное. В 1913 году еще ничего не знали о цветном кино. Но Северянин его уже посмотрел и рассказал нам. Рисунок второго художника оказался почти точным по цвету (Рисунки 1, 2)
«Хабанера III» поражает своей экспрессией, яркими красками. Но без знаний здесь анализировать бессмысленно. Кстати, сначала просила ориентироваться юных художников прежде всего на ощущения. И получила эскизы, в которых не за что зацепиться. Вот, например, «VIRELAI» (Вирелэ – шестистрочная строфа во французской поэзии) (см. рисунок 3).
«Хабанера III» поражает своей экспрессией, яркими красками. Но без знаний здесь анализировать бессмысленно. Кстати, сначала просила ориентироваться юных художников прежде всего на ощущения. И получила эскизы, в которых не за что зацепиться. Вот, например, «VIRELAI» (Вирелэ – шестистрочная строфа во французской поэзии) (см. рисунок 3).
На первый взгляд в тексте нет цвета вообще. Художник уловил грусть, медлительность, молитвенную завороженность. Но цветовые ощущения другого художника могут быть совсем иными. Вчитаемся в смысл:
...Она была в злофейном крэпе...
...В глазах ее грустили степи...
Какого цвета грусть? Наверняка, большинство из вас скажут «голубая» (Помните, у Юнны Мориц: Я – черная птица, а ты – голубая...). Считаю частотность гласных. Да, звук И выделяется, опережает Э и У. Но почему черный Ы на первом месте? Да потому что «креп – прозрачная, шероховатая ткань, обычно черного цвета... Траурная повязка из этой ткани» (Словарь современного русского литературного языка. Том 5. Москва : Издательство Академии Наук СССР, 1956 стр. 1619). Да еще этот креп ЗЛО-ФЕЙНЫЙ. Да еще «когда она из ЦЕРКВИ вышла...». Нет, обязательно должно быть соответствие звучания и содержания. Но ведь именно это я и пытаюсь доказать.
Итак, возращаюсь к «Хабанере»... Под впечатлением от поездки в Испанию занялась им одним из первых в ряду исследуемых. В недоумении прочитала последние сточки
И закружились от чар Малаги
Головки женщин и кризантем... (Игорь Северянин. Стихотворения. Москва : ОЛМА-ПРЕСС, 2000 стр.89). Не считаю себя знатоком творчества Северянина, но интуитивно поняла, что легковерный читатель тут же поинтересуется, когда поэт был в Малаге и будет тщетно искать ответ на этот вопрос, потому что должно быть напечатано: малаги. Если, конечно, не считать кларет и малага как названия вин. Однако словарь определяет эти слова лишь как сорта вин, а они, как известно, с большой буквы не пишутся. Цвет стихотворения, по-моему, не будет вызывать споров. Рубины, страсть, коралл, рябина, кострят, вино... Само слово «хабанера» как «кубинский народный танец», произошедшее от La Habana (Новый энциклопедический словарь. М., 2004 стр. 1302), в нашем восприятии имеет красный цвет, и это абсолютно точно, благодаря троекратному А.
...Она была в злофейном крэпе...
...В глазах ее грустили степи...
Какого цвета грусть? Наверняка, большинство из вас скажут «голубая» (Помните, у Юнны Мориц: Я – черная птица, а ты – голубая...). Считаю частотность гласных. Да, звук И выделяется, опережает Э и У. Но почему черный Ы на первом месте? Да потому что «креп – прозрачная, шероховатая ткань, обычно черного цвета... Траурная повязка из этой ткани» (Словарь современного русского литературного языка. Том 5. Москва : Издательство Академии Наук СССР, 1956 стр. 1619). Да еще этот креп ЗЛО-ФЕЙНЫЙ. Да еще «когда она из ЦЕРКВИ вышла...». Нет, обязательно должно быть соответствие звучания и содержания. Но ведь именно это я и пытаюсь доказать.
Итак, возращаюсь к «Хабанере»... Под впечатлением от поездки в Испанию занялась им одним из первых в ряду исследуемых. В недоумении прочитала последние сточки
И закружились от чар Малаги
Головки женщин и кризантем... (Игорь Северянин. Стихотворения. Москва : ОЛМА-ПРЕСС, 2000 стр.89). Не считаю себя знатоком творчества Северянина, но интуитивно поняла, что легковерный читатель тут же поинтересуется, когда поэт был в Малаге и будет тщетно искать ответ на этот вопрос, потому что должно быть напечатано: малаги. Если, конечно, не считать кларет и малага как названия вин. Однако словарь определяет эти слова лишь как сорта вин, а они, как известно, с большой буквы не пишутся. Цвет стихотворения, по-моему, не будет вызывать споров. Рубины, страсть, коралл, рябина, кострят, вино... Само слово «хабанера» как «кубинский народный танец», произошедшее от La Habana (Новый энциклопедический словарь. М., 2004 стр. 1302), в нашем восприятии имеет красный цвет, и это абсолютно точно, благодаря троекратному А.
Художник (Рисунок 4) изобразил хабанеру в виде сиреневой спирали, заметив и любимые северянинские фиалки, и белый снег, и муаровые разводы, переливающиеся (на свету) разными оттенками (отсюда «муары влаги» - переливающиеся струи вина) (см. Словарь современного русского литературного языка). Видимо, разводы, развевающиеся испанские юбки, головокружение и создали этот замысловатый рисунок. Но сиреневый? Приглядимся – из головокружительной спирали любимого сиреневого (кстати, запомним этот привычный штамп «Северянин – сирень», чтобы потом проверить его достоверность) вихрем рассыпаются огненные брызги, чтобы потом на выходе разлиться огненной лавой. При исследовании ключевых слов по шкале «быстрый-медленный» и рубин (2,9), и страсть (2,5), и другие определяюся как «быстрые».
Но все-таки обратимся к объективным расчетам фонсимволического цвета. Стихотворение совершенно определенно окрашивается в два цвета: черный (3,3) и красный (1,3). С красным я соглашаюсь сразу. А где же черный? Ну, конечно, вот он: бездна, тайна, глубь, подземны, надзвездны, бездонны... Интересно, а если проверить частотность Ы по строчкам! И здесь меня ждет восхитительное открытие: в третьей строфе, там, где и сосредоточены эти образы, частотность Ы превышает норму восьмикратно (8,88)! Обратите внимание на следующий рисунок, где художник очень хорошо почувствовал цвет звучащего текста (Рисунок 5).
Критик Олег Кустов пишет о стихотворении так: Северянин ослепляет; он подобен ребёнку, в детской радости своей не замечающего и не желающего замечать мирского порока: Смерть оградит его от бездны Убогой пошлости людской, Куда с натугой бесполезной От выси звёздной и мятежной Его влечёт порок мирской. Но в его святости не надо Искать трагический венец: Ему всегда заметно рады И мизантропы с хмурым взглядом, И меценаты без сердец. (О. Б. Кустов. «Ребёнок») И какое дело «читателю, неутомимому, как время» до того антуража, что окружает поэта – вина, кризантем, варьете, когда вдруг понимаешь, «Как мы подземны! Как мы надзвездны! Как мы бездонны! Как мы полны!». Разве что сибаритствовать; разве только что испробовать вслед за блистательным беззаконцем рубиновый вкус кларета и сердечные тайны поверить тайнам малаги.
Что же все-таки с любимым цветом? Попробуем проанализировать «синие» и «сиреневые» стихи. Действительно, в «Сиреневом ноктюрне» преобладает голубоватый или лиловый (сиреневый) цвет. У-Ю превышают норму в 1,88, на втором месте – зеленый Э (1,30) и синий И (1,25). Но это и понятно:
В твоем саду вечернем бокальчики сирени
Росою наполняет смеющийся Июнь...
Меня ты клонишь в кисти, расцветшие лилово,
Захлебывая разум в сиреневых духах...
А вот в «Синем сонете» почти в 2 раза сильнее черный Ы (2,38), чем темно-синий или сиреневый У (1,57) Прочитаем внимательно:
Синеет ночь, и с робостью газели
Скользит ко мне Ваш стройный силуэт,
И Вашу тень качает лунный свет –
Луны далекой ясные качели.
И далее: шум ручейка, звук свирели, шепот поцелуев, свежая трава, пряная трава – стихотворение напоено звуками и запахами! Но зрительных картин здесь вовсе нет, кроме неясных теней, силуэтов, нежность травы осязаема только кожей! Поразительная чернота ночи, тайна любви!
«Мороженое из сирени». Слушатели потирают руки – поедим синего мороженого! А может быть отвернемся от экзотики? Посмеемся над вычурностью образа и не испытаем никакого слюноотделения? Нет, чуда не происходит. Стихотворение пестрит частотными Э, И, немного О. Мороженое получается зеленовато-синего цвета. А может это и хорошо? Может, и не стоит пробовать стихи на вкус, ведь Северянин не бытописатель. Он фантаст. Или ребенок, который придумывает небылицы. Загляните на сайты, посвященные поэзии Северянина. Почитатели его таланта предупреждают: «Не пробуйте ананасы в шампанском. Это ужасно». 24 марта 1913 г. Александр Блок читает маме его «Громокипящий кубок» и отказывается от прежних своих оценок: «Я преуменьшал его, хотя он и нравился мне временами очень. Это – настоящий, свежий, детский талант. Куда он пойдёт, ещё нельзя сказать; что с ним стрясётся: у него нет темы. Храни его бог». Это безумие – поэзия: она увековечивает сокровенное сущее, вочеловечивает всё, что казалось безличным, воплощает в кристалл разрозненные грани бытия и вымыслом множит формы. (О.Кустов)
«Prelude I»: Я, белоснежный, печальноюный бубенчик-ландыш, Шуршу в свой чепчик Зефира легче Для птичек певчих...Думаете, стихотворение наполнено белым благоуханием? Ничуть не бывало! Оно абсолютно сине-лиловое, потому что не ландыш в нашем русском сознании поет, а «колокольчики мои, цветики степные. Что глядите на меня, темно-голубые?». Может быть, северный поэт - будущий эстоноземелец - и писал о ландышах, которые, кстати, цветут в июне в наших широтах, но не мог же он не помнить: «И о чем звените вы в день веселый мая, средь некошеной травы головой качая?» (А.К.Толстой. Кстати, любимый для Северянина поэт в детстве).
В связи с русской темой нельзя не прочитать цветовую символику стихотворения «Русская». Общий главенствующий оттенок сиренево-голубой, кроме него – зеленый и желтый. А теперь посмотрите на рисунок девятиклассницы, которая ничего этого не знала. Перед нею лишь розовел лес, бриллиантилась роса, проходил целый парад фауны: птичка, лягушонок, оса, петух. Деревенская жизнь, незатейлевая любовь... Каким чутьем угаданы цвета?! (Рисунок 6)
Что же все-таки с любимым цветом? Попробуем проанализировать «синие» и «сиреневые» стихи. Действительно, в «Сиреневом ноктюрне» преобладает голубоватый или лиловый (сиреневый) цвет. У-Ю превышают норму в 1,88, на втором месте – зеленый Э (1,30) и синий И (1,25). Но это и понятно:
В твоем саду вечернем бокальчики сирени
Росою наполняет смеющийся Июнь...
Меня ты клонишь в кисти, расцветшие лилово,
Захлебывая разум в сиреневых духах...
А вот в «Синем сонете» почти в 2 раза сильнее черный Ы (2,38), чем темно-синий или сиреневый У (1,57) Прочитаем внимательно:
Синеет ночь, и с робостью газели
Скользит ко мне Ваш стройный силуэт,
И Вашу тень качает лунный свет –
Луны далекой ясные качели.
И далее: шум ручейка, звук свирели, шепот поцелуев, свежая трава, пряная трава – стихотворение напоено звуками и запахами! Но зрительных картин здесь вовсе нет, кроме неясных теней, силуэтов, нежность травы осязаема только кожей! Поразительная чернота ночи, тайна любви!
«Мороженое из сирени». Слушатели потирают руки – поедим синего мороженого! А может быть отвернемся от экзотики? Посмеемся над вычурностью образа и не испытаем никакого слюноотделения? Нет, чуда не происходит. Стихотворение пестрит частотными Э, И, немного О. Мороженое получается зеленовато-синего цвета. А может это и хорошо? Может, и не стоит пробовать стихи на вкус, ведь Северянин не бытописатель. Он фантаст. Или ребенок, который придумывает небылицы. Загляните на сайты, посвященные поэзии Северянина. Почитатели его таланта предупреждают: «Не пробуйте ананасы в шампанском. Это ужасно». 24 марта 1913 г. Александр Блок читает маме его «Громокипящий кубок» и отказывается от прежних своих оценок: «Я преуменьшал его, хотя он и нравился мне временами очень. Это – настоящий, свежий, детский талант. Куда он пойдёт, ещё нельзя сказать; что с ним стрясётся: у него нет темы. Храни его бог». Это безумие – поэзия: она увековечивает сокровенное сущее, вочеловечивает всё, что казалось безличным, воплощает в кристалл разрозненные грани бытия и вымыслом множит формы. (О.Кустов)
«Prelude I»: Я, белоснежный, печальноюный бубенчик-ландыш, Шуршу в свой чепчик Зефира легче Для птичек певчих...Думаете, стихотворение наполнено белым благоуханием? Ничуть не бывало! Оно абсолютно сине-лиловое, потому что не ландыш в нашем русском сознании поет, а «колокольчики мои, цветики степные. Что глядите на меня, темно-голубые?». Может быть, северный поэт - будущий эстоноземелец - и писал о ландышах, которые, кстати, цветут в июне в наших широтах, но не мог же он не помнить: «И о чем звените вы в день веселый мая, средь некошеной травы головой качая?» (А.К.Толстой. Кстати, любимый для Северянина поэт в детстве).
В связи с русской темой нельзя не прочитать цветовую символику стихотворения «Русская». Общий главенствующий оттенок сиренево-голубой, кроме него – зеленый и желтый. А теперь посмотрите на рисунок девятиклассницы, которая ничего этого не знала. Перед нею лишь розовел лес, бриллиантилась роса, проходил целый парад фауны: птичка, лягушонок, оса, петух. Деревенская жизнь, незатейлевая любовь... Каким чутьем угаданы цвета?! (Рисунок 6)
«Эскиз вечерний» окрашен редким у Северянина цветом – желтым, ему подыгрывают в равной пропорции сине-зеленые оттенки, чуть-чуть красного. Но нет ни капли черно-коричневого, такого частотного у Северянина. Почему же в «Синем сонете» один черный, а здесь в «Эскизе вечернем» его вовсе нет? А как раз потому, что там мир скрыт, спрятан, а здесь он весь наружу: тропинка в гору, закатный отблеск по лицу (он-то и придает светло-желтый оттенок миру, как будто мы надели специальные очки), венчальное кольцо, ворот ее рубашечки, лиловый домик, чай, булка с маслом, шаль, сирень...Да потому что стихи совсем о разном. Там о поэтической любви, нет, скорее о любви к поэзии, разлитой в природе, о таинстве (1907 год). Здесь – о земных радостях, о поэзии прозы, о реалиях, в которых и заключена поэзия (1912 год Веймарн). Первый путь – это Блок, второй – Ахматова (Ах, если б знали, из какого сора растут стихи, не ведая стыда...) Кстати, чем дальше поэт от футуристических экспериментов, чем ближе к жизненным радостям, тем более отчетливо раскрашиваются стихи в синий и зеленый цвета. Цвета спокойствия, гармонии и уюта.
«В кленах раскидистых» (1912):
В этих раскидистых кленах мы наживемся все лето,
В этой сиреневой даче мы разузорим уют!
1 строфа – Синий И (1,64), Сине-зеленый У-Ю (1,57)
2 строфа – Желто-белый О (1,58) (Солнце взаимного чувства, звезды истомы ночной)
3 строфа – Красный А (1,30) (устала, сжалься, ласки истомляют, от блаженства больна, бурно бравурит Весна! Так и хочется клише: весна-красна! (прим. автора).
«Весенняя яблоня» (1910) Печальное стихотворение, несмотря на радостное название. Но, конечно, печаль здесь лишь внешняя (горбатая девушка, росинки слез, зловещий горб – всего лишь метафоры, акварельное изображение замерзшей кривой яблони) Наступает весна, и мир преображается. Стихотворение окрашено в зеленый (Э 1,41) и в белый (1,19).
«На реке форелевой» (1911). Опять на первом месте зеленый цвет (2,28), на втором желто-белый (1,28).
Знаменитая «Эст-Тойла» (1918) И опять – зеленый (1,47) и желтый (1,28)! И, вообще, чем дальше, тем все отчетливее проявляется не тот любимый, который мы приписываем, а другой – зеленый!
Готовясь к юбилею Корнея Ивановича Чуковского, я натолкнулась на его литературоведческую статью об Игоре Северянине и еще раз убедилась в удивительном таланте этого «детского» поэта. Вот что он пишет: Дух дышит, где хочет, и вот под вульгарной личиной сноба - радующий и светлый поэт. Бог дал ему, ни с того ни с сего, такую певучую силу, которая, словно река, подхватит тебя и несет, как бумажку, барахтайся сколько хочешь: богатый музыкально-лирический дар. У него словно не сердце, а флейта и сколько бы ему ни было лет, ему вечно будет восемнадцать. Он из той же породы поэтов-певцов, что и Фофанов, Мирра Лохвицкая, Бальмонт, Виктор Гофман, для которых творить - это значило изливаться в напевах, - плохих или хороших, все равно, - которые не умели не петь, строки бы не написали без песни. Кажется, если б иностранец, не знающий ни слова по-русски, услышал, например, эти томные звуки:
Я в комфортабельной карете на эллипсических рессорах
Люблю заехать в златополдень на чашку чаю в женоклуб, — он в самом кадансе стиха почувствовал бы ленивое баюкание эластичных резиновых шин.»
А что если действительно предложить послушать и изобразить стихи Северянина людям, не знающим русского языка? Что получится? Конечно, надо знать особенности восприятия мира носителями итальянского или английского, чтобы делать какие-то выводы. Поэтому я лишь предлагаю посмотреть, что получилось:
«На реке форелевой» (совпадение лишь в желтом, в тексте много красного, фиолетового, а зеленого нет совсем) (Рисунок 7)
«Весенняя яблоня» (на рисунке - опять желтый и яркий синий, который может получиться из соединения зеленого и желтого, доминирующие в тексте. Очень нежное восприятие, почти трепетное) (Рисунок 8)
А вот «Очам твоей души» почему-то огранено в черную рамку и имеет явно симметричный рисунок (Рисунок 9).
Но симметрия стихотворения очевидна! Художник очень хорошо это услышал. Более того, он «услышал» здесь черный цвет (думаю, благодаря многочисленным шипящим). Но и гласный Ы превышает норму в 3 раза! И лишь в 1,14 и в 1,11 зеленый и желтый! Точно с таками же показателями синий И (1,14). Зеленый плюс желтый – синий. Не случайно русский юный художник (причем семиклассница) и увидела здесь разные оттенки синего в сочетании с черным (Рисунок 10)
Мне помогала готовиться к выступлению учитель рисования Лилия Владимировна и ее ученики. В этом случае дети сами выбирали стихи. Выбрали сюжетные. Сюжет, как правило, изобразить символически очень трудно. Я останавлюсь на одной работе (Рисунок 11)
«Марионетка проказ». Все гласные здесь почти в норме, за исключением А (1,23) и И (1,08). Стихи и воспринимаются как агрессивные, как борьба двух начал – синего (Он) и красного (Она). Красное побеждает, но остается лишь марионеткой, искусным завитком, вычурной формой. Не знаю, как бы сам художник раскрыл нам смысл своего полотна, но я увидела здесь то, о чем прочла у Северянина. Остальные, как мне кажется, пошли по проторенному пути: «Душистый горошек» - это о горошке (зеленый), камне (серый), цветах, заре (алый). На самом же деле стихотворение лилово-коричневое.
Похоже на предыдущее сюжетностью и «Кэнзели» (придуманная Северяниным стихотворная форма), но мне оно нравится гораздо больше. Кстати, стихотворение это считается пародией на стихи Виктора Гофмана. Виктор Гофман создает удивительно легкий, чарующий, утонченный, одухотворенный образом юноши-пажа поэтический мир. Если бы этот поэтический мир не эволюционировал в творчестве В. Гофмана, оставался бы прежним беззаботным, то иронические стихи-рефлексии Северянина на творчество Гофмана воспринимались бы легко, с улыбкой. Но Гофман не мог остаться в одной только любви, нежной, сладостной, первоначальной. На пороге рая долго пребывать нельзя, необходимо перешагнуть его. "Ослушник Адам, вкусивший от древа познания и древа сознания, неизбежно становится Гамлетом" [3], а Гамлет не может быть пажом. Поэтому, зная судьбу поэта-пажа (он трагически ушел из жизни), не воспринимаю это стихотворение как нечто изящно-ироническое. Скорее драматическое. В тексте только 2 цвета : лазоревый (в народной поэзии – лазурный, то есть светло-синий) и жасминовый (белый). Как же окрашивают стихи звучащие гласные? Сначала коричнево-черная гамма (мех ягуара, ночь, паучьи лапы) нарушена голубым и сиреневым, лазоревой тальмой (женская накидка) (ах, как хочется процитировать Блока: «Ты в синий плащ печально завернулась, в сырую ночь ты из дому ушла»). Но здесь много и желто-белого (луна, песок, мех ягуара). Потом голубой и сиреневый побеждает, но возникает красный (в первой строфе он лишь чуть-чуть возникает). И по-прежнему есть белый. И далее – черный внешний мир (плед, ландолет, бензин, резиновый плащ), и голубой по-прежнему (Она) и много красного (Ее Любовь) Любовь закрывает собой черноту, наполняет мир. Там, где упоминается белый (жасминовый), его и вовсе нет. Но белый цвет у Блока часто возникает там, где накал красного достигает апогея, превращаясь в белый: Дева, Заря, Купина... И еще вспоминаю ожидание Вечной Женственности Александром Блоком: Весь горизонт в огне - и ясен нестерпимо, И молча жду, - тоскуя и любя... Случайно ли возникают подобные аллюзии? Не думаю.
Изобразить стихотворение «С крестом сирени» художникам показалось совсем просто – взял сиреневый и малюй в лучшем смысле этого слова! А стихотворение представляется мне сложной смесью воспоминаний о романтической юности, о борьбе и любви, о верности своим идеалам. Здесь лишь два цвета соперничают и взаимодействуют – черный и красный, и опять красный, и опять, и вновь крестом ложится черный...
Удивительное стихотворение, хорошо вам знакомое – «В парке плакала девочка» Какого оно цвета? Черного? Красного? Конечно, нет! Здесь лишь один преобладающий оттенок – Синий (1,58) ( для сравнения: красный – 1,14), цвет грусти и нежности.
На рубеже 20-ых годов в творчестве Северянина произошел перелом. Исчезли из стихов ананасы в шампанском, фиолевая сирень, всё стало проще, приземлённей — язык, стиль образней. И воспеваемые женщины, уже не закутанные в вервэновые шелка "грезэрки", а земные красавицы:
...Как бегали мы за ландышами
Серебряными втроём:
Две ласковые милые девушки —
Две фрейлины с королём!
У вас были косы длинные,
Спускавшиеся с висков
На груди весенне-упругие,
Похожие на голубков.
Я помню полоски узкие
Меня обжигавших уст.
Как чисто звенели ландыши,
Запрятанные под куст!.. (Поэза о сборке ландышей. 1928)
Мне не попалось еще ни одного стихотворения этого времени, где не давлел бы темный. И это стихотворение не исключение (2,9) Наверное, это понятно, ведь « все меньше и меньше белого света оставалось в жизни. Жизнь грубела, так что «черствеют и девьи сердца». Приходит новый век, «жестокий, сухой», рациональный. Люди живут без стихов и не чувствуют их необходимости. Человек становится рабом, потому что художник никому не нужен.
Все друг на друга: с Севера, с Юга,
Друг и подруга -- все против всех!»
Но рядом обязательно или голубой(лиловый), или зеленый, или оба ( в стихах о ландышах соответственно 1,33 1,27)
Часто происходит угасание цвета. В стихотворении «Все они говорят об одном» в первой строфе – красный, белый, желтый, синий, во второй – черный, белый, красный, в третьей – черный, белый... То ли мир стал бесцвеным, то ли глаз не таким зорким.
Повторим Блока : Простим угрюмство, разве это сокрытый двигатель его? Он весь дитя добра и света... Скажем, спасибо за то, что заставляет сегодня что-то творить и придумывать, как умел сам.
Я выполнил свою задачу, Литературу покорив. Бросаю сильным на удачу Завоевателя порыв. Но, даровав толпе холопов Значенье собственного «я», От пыли отряхаю обувь, И вновь в простор – стезя моя. Схожу насмешливо с престола И, ныне светлый пилигрим, Иду в застенчивые долы, Презрев ошеломлённый Рим. Я изнемог от льстивой свиты, И по природе я взалкал. Мечты с цветами перевиты, Росой накаплен мой бокал. Мой мозг прояснили дурманы, Душа влечётся в примитив. Я вижу росные туманы! Я слышу липовый мотив! Не ученик и не учитель, Великих друг, ничтожных брат, Иду туда, где вдохновитель Моих исканий – говор хат. До долгой встречи! В беззаконце Веротерпимость хороша. В ненастный день взойдёт, как солнце, Моя вселенская душа!
Мир душе твоей, Игорь Васильевич, зеленому и синему миру травы и неба, черной земле, алой любви! И пусть цветной мир твой поможет растопить ненависть!
Похоже на предыдущее сюжетностью и «Кэнзели» (придуманная Северяниным стихотворная форма), но мне оно нравится гораздо больше. Кстати, стихотворение это считается пародией на стихи Виктора Гофмана. Виктор Гофман создает удивительно легкий, чарующий, утонченный, одухотворенный образом юноши-пажа поэтический мир. Если бы этот поэтический мир не эволюционировал в творчестве В. Гофмана, оставался бы прежним беззаботным, то иронические стихи-рефлексии Северянина на творчество Гофмана воспринимались бы легко, с улыбкой. Но Гофман не мог остаться в одной только любви, нежной, сладостной, первоначальной. На пороге рая долго пребывать нельзя, необходимо перешагнуть его. "Ослушник Адам, вкусивший от древа познания и древа сознания, неизбежно становится Гамлетом" [3], а Гамлет не может быть пажом. Поэтому, зная судьбу поэта-пажа (он трагически ушел из жизни), не воспринимаю это стихотворение как нечто изящно-ироническое. Скорее драматическое. В тексте только 2 цвета : лазоревый (в народной поэзии – лазурный, то есть светло-синий) и жасминовый (белый). Как же окрашивают стихи звучащие гласные? Сначала коричнево-черная гамма (мех ягуара, ночь, паучьи лапы) нарушена голубым и сиреневым, лазоревой тальмой (женская накидка) (ах, как хочется процитировать Блока: «Ты в синий плащ печально завернулась, в сырую ночь ты из дому ушла»). Но здесь много и желто-белого (луна, песок, мех ягуара). Потом голубой и сиреневый побеждает, но возникает красный (в первой строфе он лишь чуть-чуть возникает). И по-прежнему есть белый. И далее – черный внешний мир (плед, ландолет, бензин, резиновый плащ), и голубой по-прежнему (Она) и много красного (Ее Любовь) Любовь закрывает собой черноту, наполняет мир. Там, где упоминается белый (жасминовый), его и вовсе нет. Но белый цвет у Блока часто возникает там, где накал красного достигает апогея, превращаясь в белый: Дева, Заря, Купина... И еще вспоминаю ожидание Вечной Женственности Александром Блоком: Весь горизонт в огне - и ясен нестерпимо, И молча жду, - тоскуя и любя... Случайно ли возникают подобные аллюзии? Не думаю.
Изобразить стихотворение «С крестом сирени» художникам показалось совсем просто – взял сиреневый и малюй в лучшем смысле этого слова! А стихотворение представляется мне сложной смесью воспоминаний о романтической юности, о борьбе и любви, о верности своим идеалам. Здесь лишь два цвета соперничают и взаимодействуют – черный и красный, и опять красный, и опять, и вновь крестом ложится черный...
Удивительное стихотворение, хорошо вам знакомое – «В парке плакала девочка» Какого оно цвета? Черного? Красного? Конечно, нет! Здесь лишь один преобладающий оттенок – Синий (1,58) ( для сравнения: красный – 1,14), цвет грусти и нежности.
На рубеже 20-ых годов в творчестве Северянина произошел перелом. Исчезли из стихов ананасы в шампанском, фиолевая сирень, всё стало проще, приземлённей — язык, стиль образней. И воспеваемые женщины, уже не закутанные в вервэновые шелка "грезэрки", а земные красавицы:
...Как бегали мы за ландышами
Серебряными втроём:
Две ласковые милые девушки —
Две фрейлины с королём!
У вас были косы длинные,
Спускавшиеся с висков
На груди весенне-упругие,
Похожие на голубков.
Я помню полоски узкие
Меня обжигавших уст.
Как чисто звенели ландыши,
Запрятанные под куст!.. (Поэза о сборке ландышей. 1928)
Мне не попалось еще ни одного стихотворения этого времени, где не давлел бы темный. И это стихотворение не исключение (2,9) Наверное, это понятно, ведь « все меньше и меньше белого света оставалось в жизни. Жизнь грубела, так что «черствеют и девьи сердца». Приходит новый век, «жестокий, сухой», рациональный. Люди живут без стихов и не чувствуют их необходимости. Человек становится рабом, потому что художник никому не нужен.
Все друг на друга: с Севера, с Юга,
Друг и подруга -- все против всех!»
Но рядом обязательно или голубой(лиловый), или зеленый, или оба ( в стихах о ландышах соответственно 1,33 1,27)
Часто происходит угасание цвета. В стихотворении «Все они говорят об одном» в первой строфе – красный, белый, желтый, синий, во второй – черный, белый, красный, в третьей – черный, белый... То ли мир стал бесцвеным, то ли глаз не таким зорким.
Повторим Блока : Простим угрюмство, разве это сокрытый двигатель его? Он весь дитя добра и света... Скажем, спасибо за то, что заставляет сегодня что-то творить и придумывать, как умел сам.
Я выполнил свою задачу, Литературу покорив. Бросаю сильным на удачу Завоевателя порыв. Но, даровав толпе холопов Значенье собственного «я», От пыли отряхаю обувь, И вновь в простор – стезя моя. Схожу насмешливо с престола И, ныне светлый пилигрим, Иду в застенчивые долы, Презрев ошеломлённый Рим. Я изнемог от льстивой свиты, И по природе я взалкал. Мечты с цветами перевиты, Росой накаплен мой бокал. Мой мозг прояснили дурманы, Душа влечётся в примитив. Я вижу росные туманы! Я слышу липовый мотив! Не ученик и не учитель, Великих друг, ничтожных брат, Иду туда, где вдохновитель Моих исканий – говор хат. До долгой встречи! В беззаконце Веротерпимость хороша. В ненастный день взойдёт, как солнце, Моя вселенская душа!
Мир душе твоей, Игорь Васильевич, зеленому и синему миру травы и неба, черной земле, алой любви! И пусть цветной мир твой поможет растопить ненависть!
Комментариев нет:
Отправить комментарий